Отмеченный сигилом  - Дмитрий Миконов

Негоцианта вновь скрутил острый спазм беспричинного ужаса. На кожу живота будто пролили раскаленное масло. Вдруг возникшее ниоткуда марево застилало взор. Стены подвала всколыхнулись и пошли рябью. Возникающие в земле тут и там щели смыкались, чавкали и походили на голодные рты. Набухшее дерево бочек сочилось кровавыми пузырями и оплывало, как свечной воск.

Пятясь назад, джарах шаг за шагом отступал к лестнице, ведущей наверх. Вернее, к тому обрубку, что от нее остался. Внезапно на периферии слуха скрипнула дверь. Посмотрев в том направлении, он с досадой понял, что хитрый Кеж обманул его и, заговорив зубы, улизнул через тот черный ход. И как только татуированный умудрился разглядеть его в этом кромешном аду? Или знал заранее?

«Чего ты медлишь?! Черт с ним! Уноси отсюда ноги! – надсадно закричала Марта. В ее голосе слышался неприкрытый страх. – Настройся на свой сигил, отправь сущность из плети обратно в Шуйтар!»

«А почему ты сама этого не сделаешь?»

«У меня не получается! Паскудная тварь хочет занять мое место!»

Падшая целительница все-таки доигралась. Но эта мысль не вызвала удовлетворения; Лаен понимал, что уж лучше она, чем та пакость, что обернула плеть.

Негоциант брел через бурлящий туман к лестнице, по щиколотку проваливаясь в зыбкий, будто песок, пол. Цель казалась так далека, что он едва различал ее в клокочущем мареве. Ноздри забивал запах жженого шиповника, могильный прах тонкой струйкой сыпался в легкие. Ему дико хотелось сделать глоток свежего воздуха.

С каждым пройденным шагом он все сильнее ощущал неповиновение собственной конечности. Хлыст то тянул вниз, то пытался оплести ноги, то тонул и застревал в едкой патоке, в которую превратилась земля. Где-то на задворках сознания истошно кричала Марта, смертным боем сражаясь за собственное существование. За его душу. За них обоих.

Восприятие действительности растягивали и рвали крючья прошедших событий. Явь спутывалась со сновидениями. Ощущая себя слабым и беспомощным, он вновь и вновь вонзал нож в одеревенелое тело, заклиная себя не смотреть в глаза ведьме, иначе дрогнет рука. Она позволила убить себя. Влетевший в детскую отец отбросил его от Иллии… вернее, от того, что пожрало ее душу…

Пол встал дыбом и ударил Лаена по лицу промозглой осенней грязью с острыми, как бритва, крупицами замерзшей воды. Кричать бесполезно – в переулки кварталов Пепла боялась заходить даже городская стража. Увещевания наставников разом вылетели из головы, подвели молодость и горячность. Прижавшись щекой к холодному камню, он отстраненно наблюдал, как ему за шею заводят изогнутый мясницкий нож. Сейчас будет больно, но недолго, а потом он встретит сестру и мать. Молодой послушник клана джарахов накрепко сжал зубы, готовясь принять неизбежность. Характерный чавкающий звук… но почему-то за спиной. Противники повержены. Его хлопают по плечу, пытаются поднять. Послушник Вальсо улыбается ему.

Тьма вокруг, лишь один яркий предмет в центре зала манит и не дает отвести взгляд. Жаровня достаточно раскалена, чтобы окрасить металл в пурпурный цвет. Старейшина клана подкидывает в огонь черные кляксы, пламя неспешно пожирает их и утрачивает чистоту. Последний этап перед посвящением. Невидимые во тьме братья одобрительно шумят, но слов не разобрать. Острый стержень касается живота, кожа принимает черное пламя…

«Убрать боль! Закрыть разум! Иначе – смерть длиною в вечность».

Послушник, в котором Лаен узнает самого себя, на миг позабыв все наставления, тут же собирается и мастерски ткет непроницаемый кокон из сумрака. Кляксы не могут отыскать его душу, взвывают мириадами волчьих пастей и убираются обратно в ничто. Он сделал это тогда, и стал джарахом. Одним из лучших. Значит, сможет и сейчас.

Сигил Пустоты отозвался мгновенно, будто ждал команды все эти годы. Исполняя приказ, он пророс внутри подсознания множеством стебельков, выламывая и обрубая чужеродные связи. Серые всполохи методично создавали непроницаемую оболочку вокруг души своего хозяина, погружая ее в разрыв, который невозможно преодолеть. Лаен внезапно ощутил, что старейшины клана, находившиеся сейчас где-то на другом конце Аламийской империи, услышали потуги своего воспитанника. Одобрительно бормоча, они принялись щедро делиться с ним дыханием Пустоты.

Круг замкнулся, ознаменовавшись резким хлопком по барабанным перепонкам, и голос Марты внезапно смолк, будто целительнице заткнули рот. Обвисшая плеть попыталась выпасть из ослабевших пальцев. Теперь она была такой, какой джарах ее всегда знал. С опаской убрав оружие в рукав, негоциант шустро запрыгнул на остатки лестницы и напоследок обернулся.

Земля вспучивалась бурыми волдырями, через которые проглядывали розоватые трепещущие прожилки сосудов. Бочки обросли щупальцами и пытались делать первые шаги. Разбросанные повсюду ошметки камня и дерева обволакивались серым туманом и притягивались друг к другу, зарастая лезущей из-под земли мертвой плотью. Из дальнего угла пахнуло смрадом и загремел металл, будто там кто-то ворочал тяжелые цепи.

«Марта! – в отчаянии вскрикнул Лаен. – Что происходит?»

Но ответом ему был лишь аромат пережженного шиповника, разом затмивший все чувства. Этот запах остро источал угрозу, от которой хотелось бежать сломя голову. Понимая, что противопоставить происходящему он ничего не может, Лаен принял решение пробираться назад в питейную.

Люк по непонятной причине оказался закрыт, но, слава Невзре, ничем не придавлен. Верхние ступени лестницы оплыли и доверия не вызывали. Откинув дощатый заслон, негоциант попробовал подтянуться на дрожащих от усталости руках. Внезапно ему помогли – ухватили за плечи и вытянули на свет, будто огромную рыбину из морской пучины.

Люк захлопнулся, сровнявшись с полом, и на него тут же наступила тяжелая ножища. Лаен с облегчением узнал преподобного. Это означало, что караванщики одержали победу в схватке с людьми Трустино.

– Мы думали, вы погибли, ваша светлость!.. – Лань осторожно осматривала его тело сквозь прорехи в одежде, находя раны и тут же смазывая их пахучей мазью. Прикосновения, местами весьма болезненные, не вызывали желания отстраниться. Заботливые руки знахарки обладали поистине уникальными способностями: вместе с телом Лаена врачевали и его душу, не избалованную искренней заботой.

– Хим… телохранитель Трустино ускользнул, – вовремя поправился джарах. – Но перед бегством он э-э-э… применил в подвале какую-то магию. Поднял тварей живорезов. Нам лучше поскорее уйти отсюда. Рыба, доложи!

– Ваши враги мертвы, господин… – тихо отозвался парень, находясь вне поля зрения Лаена. Негоциант отметил боль в его голосе.

– Ты ранен?

– Рыба лишился глаза, – вмешался Мэтью. – Еще легко отделался: Трустино едва пол-лица ему не отхватил своим лезвием… Живорезы, говорите, ваша светлость?.. А как же простой ватажник смог такое провернуть?

– Еще… потери есть? – дрогнувшим голосом поинтересовался негоциант, проигнорировав каверзный вопрос преподобного.